Храм Девяти Мучеников Кизических
Публикации Материалы о.Владимира Соколова Может ли ложь быть полезной для Церкви? (о мироточении подлинном и мнимом)

Может ли ложь быть полезной для Церкви? (о мироточении подлинном и мнимом)

Чудеса и духовные спекуляции

«Наше время особое - мы живем накануне…», - с таким ощущением времени всегда жили христиане. И это ощущение было верным, потому что каждый христианин живет ожиданием будущей жизни, жаждой изменений и в этой жизни. Вот это присущее нашей жизни ожидание и рождает такое ощущение особости нашего времени. Наше время психологически может ничем не отличаться от времени, в котором жило предыдущее поколение христиан, но для нас оно все равно особенное. И в этом переживании времени каждым последующим поколением христиан скрывается действительное, доподлинное ощущение приближающегося конца. Поэтому-то и время, в которое мы живем, всегда особое, всегда неповторимое.

Особенность нашего времени, в частности, выражается в том, что наблюдается повсеместное массовое мироточение икон. «Что бы это значило? - ломают головы христиане, - возвещает ли Господь нам о грядущих бедствиях, укрепляя нашу веру этим мироточением, или это явление милости Божией, которую Он обильно изливает на Церковь»?

Вряд ли мы сможем ответить на эти вопросы. Одно только ясно - мироточение - это явление славы Божией - и в этом явлении Бог показывает нам Свою власть над материей, которую он создал и подчинил установленным Им законам. В этом явлении славы явлена и сила Божия, которою эти законы преодолеваются. Создатель этих законов показывает нам, что Он может их и преодолеть, что Он в этом властен. Мироточение - это великое чудо, которое Господь являет своим чадам в удостоверение Своего Всемогущества.

Вера в то, что и человек не подчинен законам причинных связей, что он может преодолевать эти законы, естественна для человека. Он существо богоподобное – и поэтому чудо внутренне присуще человеку. Однако то, что естественно для человека обновленного, обоженного, - то не может быть естественным для человека падшего. Естество это появляется на пути к Богу. И в полноте это естество явили святые, которые, подвигом веры приблизившись к Богу, творили и творят чудеса. 

Вера в чудеса – это есть вера не только во всемогущество Бога, но и вера в совершенство подлинного человека, которому могут открыться когда-то тайны бытия, ведь человек был призван Богом к соработничеству с Ним. Вера в чудо – это вера в будущее человека, вера в то, что в будущем материя будет подчинена духу. Поэтому мы должны относиться к чудесам с особой ответственностью и серьёзностью. Но вот как раз такой ответственности нам порой и не достает.

Часто наша убежденность в таинственности мира, в его чудесности становится предметом религиозной спекуляции – мы склонны переносить это сознание и на явления, которые могут быть объяснены очень просто, - исходя из закона причинных связей. Поэтому ответственности и серьезности, с которой надо подходить к этому делу, неплохо было бы поучиться у наших предков. До революции порядок был такой: если вдруг обнаруживали на иконе истечение мира, то об этом немедленно докладывали в епархиальное управление, откуда приезжала комиссия, которая учиняла подробное расследование: опрос свидетелей, тщательный осмотр иконы, ее местоположения, условий ее хранения. Если комиссия давала повод для того, чтобы утвердиться в том, что икона действительно мироточит - назначалась другая комиссия, которая проводила специальное подробное расследование: она выясняла не могли ли маслянистые пятна на иконе образоваться каким-нибудь естественным путем. Если же комиссия и здесь не давала повода к сомнению, то икону обязательно помещали в киот - опечатывали его, а в некоторых случаях даже приставляли охрану. И только тогда, когда эта длинная бюрократическая процедура была проделана, а на иконе все равно продолжали выступать маслянистые пятна - икона объявлялась мироточивой.

Невольно спрашиваешь себя: «Для чего проделывалась такая длительная бюрократическая процедура? Почему она вообще возникла?» И ответ на этот вопрос напрашивается сам собой: «Очевидно, было много случаев, когда за мироточение принимали пятна случайного происхождения: кто-то помазался из лампады и приложился, кто-то приложился к ней после помазания на полиелее и т.п»[1]. Вот именно для того, чтобы избежать подобных случайностей наши предки и устраивали такую длинную процедуру выяснения подлинности мироточения. Всеми этими этапами они старались избежать ошибки, дабы невольной ошибкой не была осмеяна святыня. И это показывает их серьёзный подход к религии, к чуду.

Сегодня же мы видим как под влиянием того, что выявлено огромное число случаев подлинного мироточения, возникает какая-то массовая истерия, порождающая нездоровую духовную атмосферу. Все находятся в состоянии постоянного ожидания чудес. «Раз иконы мироточат повсюду, - то и у нас они должны мироточить, - что же мы хуже других? Что же мы плохо молимся? Мы же акафисты каждый день читаем», - с такого горделивого рассуждения и начинается эта болезнь. Дальше все это переходит в планомерный поиск следов мироточения - и, естественно, в этом состоянии поисковой доминанты, когда критическое сознание отдыхает, - такие следы находятся. Любое маслянистое пятно на иконе сразу же, без проверки, объявляется мироточением. Я сам был свидетелем того, как только что освященная перед богослужением икона - после него (а это была полиелейная служба, на которой производится помазание и многие после того, как бывают помазаны, прикладываются к иконам) - была сразу же объявлена мироточивой.

Здесь-то и вспоминаешь о мудрости наших предков, выработавших такую длинную процедуру признания иконы мироточивой. Ведь, даже если все иконы в храме мироточат и это подтверждено комиссией, то и новая икона должна подвергнуться такой процедуре, дабы и в этом случае избежать ошибки. Это -   серьезный подход, а описанный выше - непозволительное легкомыслие, которого в Церкви не должно быть. Но, по-видимому, мы вообще страдаем легкомыслием – и, привыкнув к нему в нашей мирской жизни, привносим его и в Церковь. К примеру, все иконы в храме объявлены мироточивыми (на них обнаружены маслянистые пятна), кроме тех, которые находятся под стеклом (в киотах), на недосягаемой высоте и в алтаре, где к иконам народ не прикладывается. Кроме того, замечено, что пятна на иконе появляются после полиелейных служб (когда производится помазание). Какой вывод должен был бы сделать здравомыслящий человек? А такой: «Появление пятен на иконах связано с возможностью к ним приложиться». Это первый и очевидный вывод. Второй вывод, менее очевидный, но непреложно вытекающий из первого: «Пятна могут появляться в результате того, что к иконам прикладываются». Этот вывод, по идее, должен насторожить - и версию придется проверять. Но у нас делается совсем другой вывод: «Все правильно - чего же им мироточить там, где к ним нельзя приложиться. Чего им мироточить в будни? Они и мироточат в праздники». И, конечно, после таких выводов никто проверкой не занимается. Такое размышление отнюдь не похоже на трезвомыслие. И вот там, где трезвомыслия не хватает - его место должна занять бюрократическая процедура, описанная выше.

Сегодня открылось много храмов, в которые, в силу недостатка кадров, были поставлены малоопытные и малообразованные священники. В новых и восстанавливающихся храмах иконы еще не успели поместить в киоты, под стекло - доступ к ним открытый. При этом иконы, в силу недостатка средств, чаще вывешиваются не писаные, а бумажные. Бумага же имеет свойство впитывать и долго удерживать масло. При недостатке опыта такие пятна можно принять за мироточение, тем более, что мироточения очень хочется, его уже давно ожидают.

 

Вопрос о лжи в церковной жизни 

Недавно с одним священником у меня произошла беседа на эту тему. Я позволю себе на ней остановиться, потому что она была очень симптоматичной и типичной. Разговор наш постоянно заходил в тупик - мы никак не могли найти согласия в ответе на вопрос: полезна или разрушительна для Церкви такая ситуация, когда мироточения на самом деле нет, но о его наличии объявляется с амвона. Батюшка пытался убедить меня в том, что эта ситуация неоднозначна: «Ведь, пробуждает же в людях это благочестие и веру, поэтому все зависит от того, с какой стороны на это взглянуть». Тогда я решил обострить ситуацию и задал этот вопрос иначе: «Может ли ложь быть полезной, а не разрушительной для Церкви»? На что мне батюшка ответил, что такие сложные богословские вопросы он не уполномочен решать. Я же возразил ему, сказав, что это отнюдь не богословский вопрос, а совершенно простой, нравственный - предполагающий выбор и требующий простого евангельского ответа: «да, да; нет, нет, а что сверх того, то от лукавого» (Мф. 5,37). «Ложь есть ложь, - продолжал я, - и правдой стать она уже не может. Диавол отец лжи (Ин.8,44) и источник ее. «Господь же творит правду» (Пс.102,6) и «любит правду» (Пс.32,5), «Всякий же не делающий правды не есть от Бога» (1Иоан.3,10) - эту фразу, кстати, апостол употребляет в контексте того, как отличить детей Божьих от детей диавола. Поэтому ложь не может быть полезной - она может быть только разрушающей, как и все дела диавола».[2]

Священник, выслушав все это, покачал головой и в раздумье заметил, что заниматься отвлеченными богословскими вопросами не имеет благословения, да и мне не советует этого делать, а надо поступать по послушанию в каждом конкретном, а не отвлеченном случае. Я попытался объяснить батюшке, что могут возникнуть такие экстренные ситуации, когда нельзя будет избежать личной ответственности и придется самому выбирать, как поступить - и вот тогда такой отвлеченный богословский вопрос может стать вполне конкретным вопросом нашего личного участия или неучастия во зле. Но это не дало никакого результата - разговор наш, совершив по инерции еще несколько кругов, в которых мы повторяли уже то, что говорилось прежде, - исчерпался, и мы решили возвратиться к нему годика через два.

А мне подумалось в тот момент, что чего-то мы в нашей церковной жизни утратили, что лишило нас живого нравственного чувства, которое говорит нам: «да, да; нет, нет» (что можно, а чего нельзя), коль скоро нам приходиться вступать в богословские дискуссии там, где следовало бы просто поступить по заповедям Божиим, запрещающих нам лгать («не лгите и не обманывайте друг друга» Лев.19.11) и лжесвидетельствовать (Исх.20,16). По послушанию мы готовы и заповедь нарушить. Не изменяем ли мы Богу, оставаясь верными такому послушанию? Не уподобляемся ли мы в наших рассуждениях тем библейским персонажам, которые, говоря: «корван», устранили слово Божие преданием человеческим (Мф.7,13).

И вспомнился мне тут еще один разговор священнослужителей, который я недавно услышал в Церкви. Обсуждалось - как ради того, чтобы успокоить жалобщика, разыграть комедию: приезд комиссии. Распределялись роли, обсуждались детали – и, удивительно, но никто не сказал, что это фактически обман, подлог - возражения были только по части того, что вот это будет выглядеть неправдоподобно, а вот здесь могут разоблачить, испросив документы. И все это обсуждение проходило под девизом пользы для Церкви. Да! Что-то мы утратили в нашей церковной жизни, раз не можем прямо назвать ложь - ложью, грех – грехом, раз не можем так вот сразу почувствовать: что можно делать, а чего нельзя. Вот это и есть безответственность, маскирующаяся под послушание - она то и может стать началом разрушения наших церковных устоев и традиций, сложившихся издревле.

А ведь безответственность и ложь, пусть и невольная, может стать разрушающим началом для Церкви. Мать одного моего знакомого недавно окрестилась и стала посещать как раз такой вот храм, где было необоснованно заявлено о мироточении икон. У нее возникло большое сомнение по поводу мироточения икон: ей все казалось, что это кто-то приложился к иконам. Об этом своем сомнении она и рассказала сыну. Вот, мол, какое у нее искушение, какая она неверующая. На самом деле не было у нее никакого искушения, а было нормальное трезвомыслие, которое и требуется в Церкви. И вот представим себе такую ситуацию: эта недавно обратившаяся христианка, всему верующая без всякого сомнения (на ее месте, кстати, может оказаться любой другой человек) видит такую картину: кто-то, помазавшись на полиелее, прикладывается к иконе, оставляя на ней масляный след - кто-то другой, кто не видел, как это пятно образовалось, докладывает об этом батюшке - и это пятно тут же объявляется мироточением[3]. Что она подумает о священнослужителях, о Церкви? Вот это уже будет подлинное искушение. Сумеет ли она победить его? Не скажет ли она в сердцах - все у них такие чудеса и все они обманщики? Вот так ложь, пусть и неосознанная, может стать разрушительной для Церкви.

Такая ложь, пусть по безответственности, по невежеству, становится профанацией святыни, профанацией Церкви. Это уже не прославление святыни, а попрание ее. Ложь всегда профанация - и ложью нельзя славить Бога, ибо славить Бога можно, как сказано в псалме «по правде его» (Пс.7,18). За ложью же всегда скрывается какая-то страсть человеческая, которая в той лжи получает корень и начинает развиваться в душе.

Подлинное мироточение это явление славы Божьей, и силы Его - это прославление Бога, свидетельство его власти над миром. Видя мироточение, мы хвалим Бога и прославляем тех святых, которых Господь Сам прославил этим мироточением. Мнимое же мироточение - это всегда повод прославить себя: «Вот мы какие особенные, такие благочестивые, что у нас все иконы мироточат». Это хвала не Богу, а человеку, а, в конечном итоге, диаволу, который эту духовную страсть через ложь в человеке укореняет.

Поэтому и корень такого нетрезвого отношения к святыне надо искать в наших страстях. Только побеждая наши страсти, мы можем получить подлинное духовное зрение (т.е. созреть, дозреть до понимания). Для чего, по отцам, и необходимо трезвление. Но без здравомыслия трезвления не бывает. Вот именно для того, чтобы нас не заносило, чтобы не впадать нам в истерию, заставляющую искать чудесного подтверждения своей «праведности» и своего «благочестия», ибо «род лукавый ищет знамения» (Мф.12,39) - наши предки и создали такую отрезвляющую бюрократическую процедуру расследования подлинности мироточения икон.

Не пора ли и нам эту процедуру ввести в обиход Церкви? Иначе мы рискуем, на фоне нашей всеобщей безграмотности и безответственности, впасть во всеобщую истерию бесконечного поиска чудесного подтверждения нашего «благочестия», чем нанесем и себе, и Церкви непоправимый духовный вред.



[1] При Петре I за разглашение ложных чудес жестоко наказывали – ссылали на галеры или вырывали ноздри. Само наличие такого наказания говорит о том, что это явление было настолько распространенным, что с ним приходилось бороться законными методами.

[2] Мы склонны вообще как-то легкомысленно относится ко лжи, будто это невинный грех, между тем, как об участи лжецов сказано в Апокалипсисе не двусмысленно, а вполне конкретно - это мучения « в озере, горящем огнем и серою» (21,8). В другом же месте Откровения сказано, что не войдет в Иерусалим «никто преданный мерзости и лжи» (21,27).

[3] Здесь я описываю ситуацию возможную, но она основана на подлинных фактах. Один мой знакомый рассказал о том, что его малолетняя дочь по младенческой привычке все ощупывать языком, прикладываясь к иконе, оставила там влажный след. Следом прикладывавшаяся пожилая женщина, уже настроенная всеобщей атмосферой на поиск мироточения, обнаружила этот след и доложила батюшке. Батюшка тут же всему храму доложил о мироточении. 

/div
Интересная статья? Поделись ей с другими:

Наверх страницы