Моральный кодекс нашего времени - 2
Индекс материала
Мораль на Западе после разделения Церквей
Более тысячи лет христиане единодушно исповедовали такой нравственный кодекс, по которому они, исполняясь любовью к ближнему, приносили свои интересы в жертву спасительного служения другим людям. Но с разделением церквей (1054 г.) появились предпосылки для появления иной морали.
Еще до разделения, на Западе получило распространение учение блаженного Августина о предопределении ко спасению. По мысли Августина, спасаться могут только предопределенные Богом ко спасению, те же, кто не предопределен к нему, чтобы они не предпринимали - спастись не могут. Но в таком учении не было места свободе, которая является необходимым условием нравственного поступка, ибо нравственным может считаться только тот поступок, где есть выбор. Без этого выбора от нравственной ответственности освобождается как предопределенный ко спасению, ибо нравственность ничего в его судьбе изменить не может, так и не предопределенный ко спасению, потому что без выбора нравственная ответственность невозможна, а исполнение морального закона не может его спасти. Поэтому ему ничего не остается, как только взять от жизни все, что он успеет взять, мораль же только помешает ему это сделать.
Эпоха Возрождения поставила в центр мироздания человека, который потеснил Бога. Земные ценности, которые в античную эпоху составляли основной интерес человека, снова стали приоритетными (пафос эпохи Возрождения в каком-то смысле был компенсаторной реакцией на пренебрежительное отношение к человеку в Средневековую эпоху). Такое античное отношение к жизни дало место и языческой морали. Но слишком действенны были еще христианские идеалы нравственной жизни (которые и питают мораль), чтобы мораль сделалась полностью языческой. Она приобретает просто иное направление, не Богу, а к человеку: мораль уже имеет гуманистический оттенок.
Эпоха Просвещения отодвинула Бога еще дальше: у деистов Он стал совершенно трансцендентным миру, не участвующим Своим Промыслом в судьбах мира. Основы такого отрыва заложил еще Декарт, который отвел Богу роль демиурга, создающего материю, которая обладает собственной творческой силой. Декарт же ввел в философию понятие субъекта и объекта. Этим окончательно были разделены мир и человек, человек отделен от человека. С этого момента мир, человек и даже целые народы становятся объектом деятельности. Но у Декарта еще в традициях блаженного Августина и средневековых схоластов существовала дуалистическая система, и сам Декарт, как мыслитель, сохранял еще христианское миросозерцание. Еврейский философ Барух Спиноза решил поправить такое положение и максимально приблизил Бога к миру: он сделал Его совершенно тождественным с природой, приписав ей все атрибуты Бога. Получалось так, что вне мира не существовало ничего. Реально, созерцая мир, ничего в нем, кроме материальных объектов, увидеть было нельзя. Из смеси такого пантеизма и реализма, основы которого заложил еще Фома Аквинский, - и родился материализм, который, в свою очередь, лег в основу естественнонаучного подхода к жизни.
Материализм полностью разрушил основы нравственности, ибо материалист ничего, кроме материи, не находил в этом мире - в ней же явно наблюдался принцип относительности. Моральный кодекс не мог быть выстроен на таком зыбком основании, потому что последовательный материалист, признавая относительность и конечность жизни, должен был бы признать и относительность нравственности. Но такое признание освобождало от моральных норм, потому что, по этому учению, как нравственный, так и безнравственный человек были подвержены вечной смерти. Эта смертная обреченность и открывала двери безнравственности, потому что нарушение моральных норм в этой жизни не могло повлиять на жизнь будущего века - ее, по представлениям материалистов, просто не существовало. Что же могло удержать материалиста от совершения безнравственного поступка, если такой поступок предполагал выгоду в этой жизни (другой, ведь, не предвиделось)? Если же такой поступок можно было совершить тайно, - то здесь возможным и оправданным становилось все, даже убийство.
Моральный переворот совершался и в рамках идеализма. Кант считал любовь «чувственно-патологическим аффектом», которым невозможно управлять. Поэтому любовь, рассуждал Кант, не может быть положена в основание нравственности – он выводил нравственность из разумного начала. В вопросах морали, считал Кант, человек автономен. По Канту человек является «субъектом морального закона», т.е. он устанавливает сам себе моральный закон и сам же является его исполнителем. Исполнение закона является долгом человека перед самим собой, чтобы не уронить достоинства человека, чтобы остаться им. Но эти фантастические представления о человеке ничего общего не имели с тем, что на самом деле представлял собой человек. Кант думал, что человек - есть некое идеальное существо, которое обладает уже внутренне ему присущей (естественной) благостью. Но на самом-то деле естество человека было безнадежно испорчено и эта испорченность не могла быть преодолена одним человеческим усилием без помощи Божией. Человек может сказать: «я буду поступать так», а потом поступить иначе. Апостол Павел писал об этом феномене: «мы знаем, что закон духовен, а я плотян, продан греху. Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Рим.7, 14-15). Поэтому на самом деле человек, провозгласивший свою автономию в области нравственности, снова сталкивается со своим развращенным, падшим, удобопреклонным ко злу естеством; и просто сознание того, что он должен быть человеком, не могло его удержать от греха - развращенное естество все равно будет требовать своего. Без Бога победить эту приверженность ко греху невозможно, поэтому принцип автономии в области нравственности также ведет к моральной деградации.
Фрейд оказал огромное влияние на всю западную культуру. Его учение, соединенное с материалистическим сознанием, а это именно учение, потому что Фрейд претендовал на универсальное объяснение мира через либидо, - дало ужасающие плоды в смысле нравственном. Фрейд, обнаружив в человеке греховную и животную стороны, объявил их единственным содержанием сознания человека. Фактически он назвал человека животным и, сняв табу с этой его греховной и животной стороны, выпустил этого запечатанного джинна из бутылки. Джинн вскоре произвел сексуальную революцию, а затем и нравственный переворот. Фрейд стоит у истоков современной сексуальной революции, но он также совершил и нравственный переворот. Нравственность по Фрейду - есть психологический механизм, который складывается под воздействием общественной среды и подавляет в человеке стремление к получению удовольствия. Из-за этого механизма постоянно происходит откладывание этого удовлетворения, а это является причиной неврозов. Фрейд снимает понятие греха, а вместе с этим уничтожает и всякое основание нравственности.
Две тенденции в европейской этике
Всю европейскую этику, с некоторой долей условности, можно разделить на два направления. Постулаты первого сформулировал еще блаженный Августин. Человек, учил он, в силу своей испорченности никак не может участвовать в процессе своего спасения и влиять на него - он спасается исключительно благодатию Божией. Так как человек ничего не может изменить в своей судьбе, то его судьбу решает Бог. Поэтому судьба каждого уже решена: он или предопределен ко спасению, или не предопределен. Постулаты второго, в противовес учению Августина, сформулировал Пелагий: человек спасается только собственными усилиями, действие благодати Божьей было бы насилием над свободной волей человека. Эти две крайности в этических воззрениях взаимодополняли друг друга, хотя постоянно с обеих сторон слышалась критика противоположных тенденций – они спокойно уживались, как будто составляя единое целое и легко переходя одна в другую[i]. Каждое из этих направлений, являясь альтернативой другому, было по сути необходимой частью другого - именно за счет этой мимикрии они так и не были изжиты в европейском сознании и надолго определили этическую мысль Запада.
Однако изначально эти полярные представления содержали в себе тенденцию к моральной деградации: одно - вследствие того, что предопределение отнимало у человека свободу, другое - из-за того, что человек, отвергнувший Божественную благодать, давал волю своей удобопреклонной ко греху природе.
В католицизме развитие этих идей сдерживалось наличием догматики, таинств и иерархии. Протестантизм же дал новый стимул к их развитию и воплощению. Протестанты провозгласили, что для спасения достаточно только веры, а человек предопределен ко спасению. Эти постулаты делали человека индифферентным по отношению к нравственности и, как следствие этого, к стяжанию благодати - поэтому протестантам совершенно неизвестен и чужд феномен святости, хотя они и считают себя святыми, ведь им непонятен смысл обожения. Характерно, что протестантское учение о спасении парадоксальным образом содержит в себе вышеописанные крайности: с одной стороны, это фактически то же самое учение о предопределении, ибо верою человек становится предопределенным ко спасению и уже фактически спасенным; с другой стороны, такая предопределенность освобождает человека от подвига самопреодоления и нравственного совершенствования, ведь, он объявляется уже состоявшимся. Это, в свою очередь, побуждает человека к активности по отношению к миру, а не к Небу.
Этот парадокс более выпукло выявился в учении Кальвина и его последователей, провозгласивших уже совершенно открыто тезис о предопределенности ко спасению. Причем эту предопределенность, по учению последователей Кальвина - пуритан, Бог видимым образом являет дарованием богатства тем, кто предопределен ко спасению. Естественно, каждый захотел получить такой видимый знак, гарантирующий ему пребывание в Царствии Небесном - каждый стал стремиться к обогащению. Пуритане понимали служение Богу в основном как трудолюбие, которое выражается в умножении капитала. Так родился капитализм.
