Моральный кодекс нашего времени
Индекс материала
«Но вот, веселье и радость! Убивают волов, и режут овец;
едят мясо и пьют вино: будем есть и пить, ибо завтра умрем!» (Ис. 22,13)
Метафизическое содержание морали
Каждая эпоха имеет свой моральный кодекс, выявляющий отношение человека к Богу, к природе, к ближнему и к самому себе. Это отношение всегда было закреплено в каких-то моральных нормах, носивших чаще всего запретительный характер: «так поступать нельзя». Но даже выраженные в отрицательной форме, эти нормы всегда имели в себе положительное содержание, так как, чтобы оценить какой-либо поступок как неправильный, необходимо иметь представление о том, что такое правильное. Моральный кодекс всегда содержит в себе некий нравственный идеал, весть о том, каким должен быть настоящий человек. Сама эта идеальная норма, которой в нынешнем своем состоянии мало соответствует человек, говорит нам о том, что человек испорчен - поэтому моральный кодекс содержит чисто практическую задачу: сделать человека поистине человеком, но имеет в себе скрыто и метафизическое задание: изменить человека и преобразить его в Бога.
Но такое положительное содержание морали принадлежит не самой морали, а тому, что стоит над ней. Моральные нормы есть лишь социальное выражение нравственного идеала личности, устремленной к бесконечному совершенствованию, ибо Христос призывает к такому совершенству всех, следующих за Ним (Мф.5,48). Моральные нормы, в силу ограниченности, не могут вместить и выразить это бесконечное содержание. Это содержание может вместить только личность, потому что она есть носитель абсолютного и бесконечного. Поэтому моральные нормы всегда отражают это осуществление нравственного идеала личности. Иначе говоря, если нет человека, реально воплощающего нравственный идеал, т.е. святого, - то и моральные нормы не имеют в обществе подлинной опоры и превращаются в некие отвлеченные от жизни формулы, которые возможно исполнять уже не из устремления к идеалу, а из страха перед наказанием или общественным порицанием. Такое исполнение моральных норм не может нравственно обновлять общество. Если в общественной жизни отсутствует это стремление к осуществлению нравственного идеала (святости), - то она загнивает и быстро разрушается.
Деградация морали в язычестве
Язычество родилось при отпадении от Бога. Оно стало ложным религиозным путем самоопределения человека. Человек захотел сделаться Богом сразу, без труда, без становления, вкусив лишь от запретного плода. Отсюда магическое освоение мира и желание обрести власть над ним - это и есть противозаконная реализация идеи становления Богом не по благодати – терпением, любовью и духовным трудом, а воровством - похищением сокрытых от человека до времени тайн жизни. Это попытка покорить мир, а не полюбить его. Поэтому она осуществляется без признания вины, без расставания с грехом, без покорности воле Божией.
В этом желании вкушать от вожделенного и приятного для глаз плода (Быт.3,6) - выражен весь дух язычества, его, так сказать, жизненное кредо. Суть этого кредо в том, чтобы получить как можно больше удовольствия от жизни, как можно полнее удовлетворить все, так называемые, естественные потребности. Христианское учение о том, что человек должен быть восстановлен в своей целостности, что естество его испорчено, что естеству этому доверять нельзя, что оно требует к себе аскетического отношения - враждебно духу язычества, ибо признание испорченности человека неизбежно влечет и признание неестественности его естественных потребностей. Но любая похоть не имеет границ, - она стремится принести себе в жертву весь мир.
Поэтому в отношении морали можно наблюдать одну очень важную закономерность: там, где религия вырождается в языческий магизм и натурализм, выражающиеся в потребительском отношении к жизни, - по отношении к человеку делается возможным все, даже убийство. Там человек лишается своего абсолютного достоинства – он перестает быть целью исторического процесса, а становится лишь средством удовлетворения земных вожделений – жертвой, в прямом и переносном смысле этого слова.
Смысл языческих жертвоприношений раскрывается именно через магическое и натуралистическое (потребительское) отношение к человеку. Жертва приносится для того, чтобы получить власть над миром и духами; или для того, чтобы добиться от богов каких-нибудь земных благ. Убийство одного должно принести выгоду оставшимся в живых. С предельной откровенностью этот моральный принцип выражен в латинской поговорке: «Человек человеку волк», т.е. хищник, который его пожирает.
Несмотря на такое моральное вырождение - в обыденной, не ритуальной жизни язычества, сохраняются те изначальные принципы, которые были вложены в человека Богом. Это тот естественный моральный закон, о котором поведал еще апостол Павел: «Когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона написано у них в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую» (Рим.2,14-15). По единодушному мнению святых отцов естественный моральный закон, начертанный в сердце человека, является всеобщим для человечества и выражается у всех народов теми моральными нормами, которые в основном своем содержании соотносятся с десятью заповедями, полученными Моисеем на горе Синай. И там, где в язычестве сохраняются память о едином Боге и желание восстановления утерянной целостности - там всегда сохраняется и этот естественный моральный закон.
Закон и нравственность
Закон, полученный Моисеем, лишь подтвердил его богоустановленность, его Божественное, а не естественное происхождение. Но Божественное происхождение закона требовало и его непреложного исполнения. Когда еврейский народ впадал в идолопоклонство, принося кровавые человеческие жертвы и совершая оргиастические ритуалы, он всякий раз возвращался к тем антиморальным нормам, которые были свойственны вырождающемуся язычеству. Закон же, содержащий в себе заповеди против идолопоклонства и блуда, был залогом моральной чистоты и сохранения веры в Единого Бога. Это и дало возможность закону исполнять то, для чего он был предназначен: быть «детоводителем ко Христу» (Гал.3,24).
Христос показал нравственную высоту закона, не умещающуюся в рамки морали: «любите врагов ваших» (Мф.5,44). Это было непонятным даже исполнителям закона, но именно этим вскрывался основной смысл закона - научить человека любви. Сам Господь изложил суть закона в таких словах: «Возлюби Господа твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего своего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф.22,37-40). Христианство открыло совершенно иной смысл жизни - оно открыло бытие как таковое, вечное бытие - поведало миру о сущности жизни - и эта сущность открывалась через любовь. Еще в Ветхом Завете Бог открылся как Сущий, а в христианстве эта сущность Бога, его бытийность открылась для нас как Любовь ко всей твари.
Поэтому и мораль в христианстве получила совершенно иной смысл, не запретительный, а созидательный. Запретительным «законом никто не оправдывается пред Богом» (Гал.3,11) - только созидательной любовью открывается перед человеком вход в Царствие Небесное. Моральный закон в христианстве открывался не через его исполнение, а через исполненность созидательной полнотой любви. Об этом созидательном смысле морального закона, раскрывшемся в христианстве, говорит Апостол Павел: «любящий другого исполнил закон. Ибо заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не пожелай чужого и все другие заключаются в сем слове: люби ближнего твоего, как самого себя. Любовь не желает ближнему зла; итак любовь есть исполнение закона» (Рим. 13,8-10).
В христианстве моральный закон по отношению к человеку становится не чем-то внешним, а внутренне присущим, сокровенным и священным проявлением его причастности к вечной жизни. В этом смысле закон становится для человека его естественным проявлением, но только не проявлением его падшего естества, а явлением новой, обоженной его природы. Это было уже тем явлением, которое не вмещалось в рамки закона, - это было уже не моралью, которая предполагает только ответственность за внешнее исполнением закона, а нравственностью, которая требует не только безграничной личной ответственности за поступок, но и ответственности за мотив поступка, за мысль, – за помысел (Отсюда аскетическая практика борьбы с помыслами. Борьба с помыслами – это процесс нравственного становления личности).
Мораль на Западе после разделения Церквей
Более тысячи лет христиане единодушно исповедовали такой нравственный кодекс, по которому они, исполняясь любовью к ближнему, приносили свои интересы в жертву спасительного служения другим людям. Но с разделением церквей (1054 г.) появились предпосылки для появления иной морали.
Еще до разделения, на Западе получило распространение учение блаженного Августина о предопределении ко спасению. По мысли Августина, спасаться могут только предопределенные Богом ко спасению, те же, кто не предопределен к нему, чтобы они не предпринимали - спастись не могут. Но в таком учении не было места свободе, которая является необходимым условием нравственного поступка, ибо нравственным может считаться только тот поступок, где есть выбор. Без этого выбора от нравственной ответственности освобождается как предопределенный ко спасению, ибо нравственность ничего в его судьбе изменить не может, так и не предопределенный ко спасению, потому что без выбора нравственная ответственность невозможна, а исполнение морального закона не может его спасти. Поэтому ему ничего не остается, как только взять от жизни все, что он успеет взять, мораль же только помешает ему это сделать.
Эпоха Возрождения поставила в центр мироздания человека, который потеснил Бога. Земные ценности, которые в античную эпоху составляли основной интерес человека, снова стали приоритетными (пафос эпохи Возрождения в каком-то смысле был компенсаторной реакцией на пренебрежительное отношение к человеку в Средневековую эпоху). Такое античное отношение к жизни дало место и языческой морали. Но слишком действенны были еще христианские идеалы нравственной жизни (которые и питают мораль), чтобы мораль сделалась полностью языческой. Она приобретает просто иное направление, не Богу, а к человеку: мораль уже имеет гуманистический оттенок.
Эпоха Просвещения отодвинула Бога еще дальше: у деистов Он стал совершенно трансцендентным миру, не участвующим Своим Промыслом в судьбах мира. Основы такого отрыва заложил еще Декарт, который отвел Богу роль демиурга, создающего материю, которая обладает собственной творческой силой. Декарт же ввел в философию понятие субъекта и объекта. Этим окончательно были разделены мир и человек, человек отделен от человека. С этого момента мир, человек и даже целые народы становятся объектом деятельности. Но у Декарта еще в традициях блаженного Августина и средневековых схоластов существовала дуалистическая система, и сам Декарт, как мыслитель, сохранял еще христианское миросозерцание. Еврейский философ Барух Спиноза решил поправить такое положение и максимально приблизил Бога к миру: он сделал Его совершенно тождественным с природой, приписав ей все атрибуты Бога. Получалось так, что вне мира не существовало ничего. Реально, созерцая мир, ничего в нем, кроме материальных объектов, увидеть было нельзя. Из смеси такого пантеизма и реализма, основы которого заложил еще Фома Аквинский, - и родился материализм, который, в свою очередь, лег в основу естественнонаучного подхода к жизни.
Материализм полностью разрушил основы нравственности, ибо материалист ничего, кроме материи, не находил в этом мире - в ней же явно наблюдался принцип относительности. Моральный кодекс не мог быть выстроен на таком зыбком основании, потому что последовательный материалист, признавая относительность и конечность жизни, должен был бы признать и относительность нравственности. Но такое признание освобождало от моральных норм, потому что, по этому учению, как нравственный, так и безнравственный человек были подвержены вечной смерти. Эта смертная обреченность и открывала двери безнравственности, потому что нарушение моральных норм в этой жизни не могло повлиять на жизнь будущего века - ее, по представлениям материалистов, просто не существовало. Что же могло удержать материалиста от совершения безнравственного поступка, если такой поступок предполагал выгоду в этой жизни (другой, ведь, не предвиделось)? Если же такой поступок можно было совершить тайно, - то здесь возможным и оправданным становилось все, даже убийство.
Моральный переворот совершался и в рамках идеализма. Кант считал любовь «чувственно-патологическим аффектом», которым невозможно управлять. Поэтому любовь, рассуждал Кант, не может быть положена в основание нравственности – он выводил нравственность из разумного начала. В вопросах морали, считал Кант, человек автономен. По Канту человек является «субъектом морального закона», т.е. он устанавливает сам себе моральный закон и сам же является его исполнителем. Исполнение закона является долгом человека перед самим собой, чтобы не уронить достоинства человека, чтобы остаться им. Но эти фантастические представления о человеке ничего общего не имели с тем, что на самом деле представлял собой человек. Кант думал, что человек - есть некое идеальное существо, которое обладает уже внутренне ему присущей (естественной) благостью. Но на самом-то деле естество человека было безнадежно испорчено и эта испорченность не могла быть преодолена одним человеческим усилием без помощи Божией. Человек может сказать: «я буду поступать так», а потом поступить иначе. Апостол Павел писал об этом феномене: «мы знаем, что закон духовен, а я плотян, продан греху. Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Рим.7, 14-15). Поэтому на самом деле человек, провозгласивший свою автономию в области нравственности, снова сталкивается со своим развращенным, падшим, удобопреклонным ко злу естеством; и просто сознание того, что он должен быть человеком, не могло его удержать от греха - развращенное естество все равно будет требовать своего. Без Бога победить эту приверженность ко греху невозможно, поэтому принцип автономии в области нравственности также ведет к моральной деградации.
Фрейд оказал огромное влияние на всю западную культуру. Его учение, соединенное с материалистическим сознанием, а это именно учение, потому что Фрейд претендовал на универсальное объяснение мира через либидо, - дало ужасающие плоды в смысле нравственном. Фрейд, обнаружив в человеке греховную и животную стороны, объявил их единственным содержанием сознания человека. Фактически он назвал человека животным и, сняв табу с этой его греховной и животной стороны, выпустил этого запечатанного джинна из бутылки. Джинн вскоре произвел сексуальную революцию, а затем и нравственный переворот. Фрейд стоит у истоков современной сексуальной революции, но он также совершил и нравственный переворот. Нравственность по Фрейду - есть психологический механизм, который складывается под воздействием общественной среды и подавляет в человеке стремление к получению удовольствия. Из-за этого механизма постоянно происходит откладывание этого удовлетворения, а это является причиной неврозов. Фрейд снимает понятие греха, а вместе с этим уничтожает и всякое основание нравственности.
Две тенденции в европейской этике
Всю европейскую этику, с некоторой долей условности, можно разделить на два направления. Постулаты первого сформулировал еще блаженный Августин. Человек, учил он, в силу своей испорченности никак не может участвовать в процессе своего спасения и влиять на него - он спасается исключительно благодатию Божией. Так как человек ничего не может изменить в своей судьбе, то его судьбу решает Бог. Поэтому судьба каждого уже решена: он или предопределен ко спасению, или не предопределен. Постулаты второго, в противовес учению Августина, сформулировал Пелагий: человек спасается только собственными усилиями, действие благодати Божьей было бы насилием над свободной волей человека. Эти две крайности в этических воззрениях взаимодополняли друг друга, хотя постоянно с обеих сторон слышалась критика противоположных тенденций – они спокойно уживались, как будто составляя единое целое и легко переходя одна в другую[i]. Каждое из этих направлений, являясь альтернативой другому, было по сути необходимой частью другого - именно за счет этой мимикрии они так и не были изжиты в европейском сознании и надолго определили этическую мысль Запада.
Однако изначально эти полярные представления содержали в себе тенденцию к моральной деградации: одно - вследствие того, что предопределение отнимало у человека свободу, другое - из-за того, что человек, отвергнувший Божественную благодать, давал волю своей удобопреклонной ко греху природе.
В католицизме развитие этих идей сдерживалось наличием догматики, таинств и иерархии. Протестантизм же дал новый стимул к их развитию и воплощению. Протестанты провозгласили, что для спасения достаточно только веры, а человек предопределен ко спасению. Эти постулаты делали человека индифферентным по отношению к нравственности и, как следствие этого, к стяжанию благодати - поэтому протестантам совершенно неизвестен и чужд феномен святости, хотя они и считают себя святыми, ведь им непонятен смысл обожения. Характерно, что протестантское учение о спасении парадоксальным образом содержит в себе вышеописанные крайности: с одной стороны, это фактически то же самое учение о предопределении, ибо верою человек становится предопределенным ко спасению и уже фактически спасенным; с другой стороны, такая предопределенность освобождает человека от подвига самопреодоления и нравственного совершенствования, ведь, он объявляется уже состоявшимся. Это, в свою очередь, побуждает человека к активности по отношению к миру, а не к Небу.
Этот парадокс более выпукло выявился в учении Кальвина и его последователей, провозгласивших уже совершенно открыто тезис о предопределенности ко спасению. Причем эту предопределенность, по учению последователей Кальвина - пуритан, Бог видимым образом являет дарованием богатства тем, кто предопределен ко спасению. Естественно, каждый захотел получить такой видимый знак, гарантирующий ему пребывание в Царствии Небесном - каждый стал стремиться к обогащению. Пуритане понимали служение Богу в основном как трудолюбие, которое выражается в умножении капитала. Так родился капитализм.
Капитализм и деградация религиозной морали
Капитализм кардинально изменяет и религиозные, и нравственные ориентиры. Небесная вертикаль, которая еще так явно просматривается в католичестве, в протестантизме уступает место земной горизонтали. Если раньше заботой человека была задача попасть в Царствие Небесное, то теперь его заботой стало попечение о том, как устроиться здесь, на земле, ведь именно этим земным попечением теперь определялась и его загробная судьба. Если раньше человек стремился быть: стать совершенным для Царствия Небесного, приобщиться к вечному бытию, то теперь он стал стремиться иметь: обладать чем-то на земле и совершенствоваться в этом обладании земными благами. Такой жизненный принцип был духовной подменой – и, естественно это отразилось и на нравственности и моральных принципах.
В кальвинизме мораль претерпела существенные перемены: она разделилась на мораль для избранных (ко спасению) и неизбранных, т.е. для богатых и для бедных. Моралью богатых оправдывалось все, что приводит к накоплению капитала, потому что накоплением капитала осуществлялась самая главная цель – оно вело ко спасению. А то, что было спасительным - стало и моральным. Слова Христа о том, что «трудно богатому войти в Царствие Небесное» (Мф.19,23), были забыты. Богатство постепенно становилось самоцелью, и о Царствии Небесном уже никто не думал - все хотели только одного: иметь что-то здесь, на земле. Избранность богатых для Царствия Небесного стала теперь избранничеством для благоденствия в земном царстве, для обладания всем миром.
Но благоденствовать на земле могли не все: кто-то ведь должен был создавать те блага, которыми пользовались избранные. Так мир разделился сначала на избранных и неизбранных людей, а затем на избранные и неизбранные страны (страны второго и третьего мира).
Из истории хорошо известно, как Англия, колыбель Новой Англии (США), носитель религиозной морали избранничества и чисто земной, политической избранности, проявляла себя в мировой политике по отношении к другим странам, например, к своей соседке Ирландии. «В XIX веке в Англии решался очень непростой геополитический вопрос: соседка Англии Ирландия по площади не отличается, а по климату даже получше, чем Англия, - пересказывает историю этих отношений автор книги «Почему Россия не Америка» Андрей Петрович Паршев. - Население в начале ХIХ века в этих странах было примерно равным. Ирландцы плохо относились к англичанам, и это понять нетрудно: англичане их завоевали, ирландцы воевали за независимость. И – удивительная вещь! К концу ХIХ века Ирландия оказалась единственной страной, население которой не выросло. Напротив, оно значительно уменьшилось: с десяти миллионов до трех!
В 1846 году там разразился страшный голод, от которого погибло более миллиона человек. Но в том же самом году из Ирландии продукты питания - зерно и скот – вывозились в Англию. Английское правительство этому не препятствовало и вдобавок поощряло эмиграцию. И к концу века Ирландия перестала представлять для Англии угрозу. В Ирландии остались только те, кто непосредственно был занят в сельском хозяйстве, а беспокойного "лишнего" населения там уже не было…[ii].
Такую политику Англия проводила всегда. Суть такой колониальной политики заключается в том, чтобы сделать другие страны или сырьевым придатком, или дешевым производителем. При этом, чтобы не кормить "лишних" людей, население этих стран должно строго соответствовать тому количеству, которым обеспечиваются нужды этих производственных сфер.
Точно такая же политика сегодня проводится в отношении России. Россия интегрируется в мировое сообщество, но в нем ей отводится роль поставщика сырья. Для добычи и поставки сырья потребуются не более 15 миллионов человек: непроизводителей мировое сообщество кормить не собирается. Поэтому сегодня в России мы наблюдаем резкий спад рождаемости и высокий уровень смертности - это, по-видимому, входит в планы мирового сообщества.
Причины проведения такой политики Паршев видит не столько в экономике, сколько в определенной идеологии, носителем которой являются США и Англия. «Совсем недавно в средствах массовой информации говорилось о том, что английская медсестра убивала неизлечимо больных детей - делала им смертельные уколы, - рассказывает Паршев. - Она, кстати, не считает себя виновной. Даже, наоборот, уверена, что совершала благодеяния. И она не одинока в своих взглядах. В Англии существует целое движение в поддержку таких явлений. Дела врачей-убийц возникают регулярно, причем чаще всего в Англии. Смысл английской идеологии в том, что «ненужным» людям надо помочь уйти из жизни».
Но откуда же рождается такая идеология? Рождается она из определенной психологии, которая питается моралью и догматами протестантского учения о предопределении ко спасению.
Современный моральный кодекс в России
Самое сильное влияние на российскую мораль и нравственность оказало Православие. Однако, начиная с XVIII века Россия подверглась сильному протестантскому влиянию. Новый, освобожденный от государственной службы и получивший в наследное влияние землю класс дворянства стал носителем и распространителем протестантского духа. Поэтому Россия частично повторила путь Запада. Однако, в отношении морали Россия имела еще один опыт, с которым Западу тоже удалось столкнуться, но который не имел для него такого определяющего значения, какое он имел для России. Это был опыт революционной морали.
После революции христианский моральный кодекс был заменен революционным моральным кодексом, в котором нравственным провозглашено было все то, что выгодно пролетариату, но в конечном итоге его авангарду - партии. Даже кровь получила оправдание в такой морали. В жертву ей были принесены миллионы людей. Однако такой античеловеческий моральный кодекс не мог долго существовать открыто - и когда он сделал свое дело: большая часть неугодных партии была убита или посажена в лагеря и сослана, - тогда революционный кодекс был заменен на моральный кодекс строителя коммунизма. Он не получил места жительства в сердцах людей, потому что народ по крови своих родных, принесенных в жертву будущему земному благополучию, знал его подлинную цену. Кодекс поселился на мраморных и застекленных досках, став моральной ширмой для тех, кто обустраивал свое царство здесь, на земле, - любою ценою, даже ценою крови. Но это царство было также для избранных. Избранные уже жили при коммунизме.
В последнее время мы вроде как вступили в капитализм, - всех выстроили на старт и сказали: «а теперь бегите», - кто бежать не смог, тот не смог адаптироваться. Адаптировался только тот, кто смог принять новую мораль, в основу которой было положено преступное поведение. Конечно же изменился и моральный кодекс. Этот кодекс, в отличие от предыдущих, нигде не писан, но, тем не менее, он существует - и всякий знает его основной тезис: "Морально то, что тебе выгодно". Человек сегодня - не цель, а средство достижения земного благополучия, поэтому мы готовы убить каждого, кто встает на пути к этому благополучию. Заказные убийства стали знамением и атрибутом нашего времени, выражением нашего подлинного отношения к человеку. Более сдержанно это отношение выражается в притеснении бедного, в лишении его куска хлеба и в вытеснении «лишних» людей, мешающих жить богато.
Но такое отношение к человеку есть точная копия психологии избранности, рожденной на почве протестантизма. Такая же психология есть точное выражение того морального принципа, которым когда-то жило язычество: убить одного человека, чтобы другим жилось лучше. Мир, не принимающий Христа и отвергающий Его нравственные заветы, принося в жертву бедных, чтобы богатым жилось хорошо, - снова живет по язычески.
Это та же самая мораль, которая была провозглашена законниками, пославшими на казнь Христа. Эту мораль сформулировал первосвященник Каиафа: «Лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (Ин.11,50). Этот же самый мотив звучал тогда, когда на казнь вели христиан, отказавшихся приносить жертвы языческим идолам и императору. От этих жертв зависело благополучие языческого государства и император, по представлению язычников, был тот человек-бог, который обеспечивал это благополучие. Кто не хотел принести жертву, - тот выступал против этого всеобщего благополучия. Его убивали по той причине, что не хотели лишить народ этого благополучия. Тот же моральный принцип обсуждали декабристы перед восстанием – они решали вопрос: «Можно ли убить одного человека (императора), чтоб всему народу жилось хорошо»?
Ничего нового в этом не было: в моральном смысле это было возвращение к язычеству, потому что в язычестве, в отличии от христианства, общественная жизнь всегда ставилась выше, чем личная. Моральный кодекс нашего времени также не отличается особой оригинальностью - в основу его положен все тот же моральный принцип: «человек человеку волк»[iii], соперник и враг, мешающий мне хорошо устроиться здесь, на земле. А лучший соперник и враг это, как известно, мертвый враг и соперник. Эта логика подсказывает и определенное действие - сегодня человек уничтожает человека.
Поэтому, если мы не обратимся ко Христу и не станем следовать тем нравственным заветам и моральным принципам, которые Он нам заповедовал, то можно с уверенностью предсказать, что в этом бесконечном самопожирании мы погибнем – и вместе с нами погибнет мир, ибо аппетитам падшего человека нет предела.
[i] Многочисленные примеры такой мимикрии см. в статье «Историософские заметки».
[ii] Православная Москва, 2000, №20 (230), октябрь, с.7.
[iii] До недавнего времени звучал другой лозунг: «Человек человеку друг, товарищ и брат». Но этот лозунг был лишь моральной маскировкой античеловеческой политики.
span style=
